КОМАНДНАЯ СИСТЕМА ИМПЕРИИ

В то время, как политические режимы современности стремились соеди-

нить административную и командную системы, сделать их неразличимы-

ми, имперская командная система отделена от административной. И в им-

перской системе, и в системе периода современности внутренние проти-

воречия в сочетании с рисками и возможными отклонениями в работе

децентрализованной административной системы требуют гарантии вер-

ховного управления. Авторы, стоявшие у истоков теории правовых основ

государства эпохи современности, видели эти основы в том, что изначаль-

но верховная власть была создана в силу призыва к ее необходимости, но

теория имперской командной системы не нуждается в подобных мифах

для объяснения своего происхождения. Она появилась не благодаря при-

зыву масс, находящихся в состоянии борьбы всех против всех и нуждаю-

щихся в верховной власти, способной установить мир (как у Гоббса), и не

в ответ на обращение торгового сословия, стремящегося обеспечить безо-

пасность своих сделок (как у Локка и Юма). Появление имперской коман-

дной системы является результатом социального взрыва, который разру-

шил все прежние отношения, составлявшие сущность суверенитета.

Имперская власть осуществляется не средствами дисциплинарного воз-

действия, как в государстве времен современности, а при помощи инстру-

ментов биополитического контроля. Их основой и объектом приложения

являются производящие массы, которые невозможно унифицировать и

| нормализовать, но управлять которыми все равно необходимо, даже при-

знав за ними автономию. Понятие Народа более не выступает в качестве

организованного субъекта командной системы, и, следовательно, идентич-

ность Народа заменяется мобильностью, гибкостью, постоянной диффе-

ренциацией масс. Этот сдвиг демистифицирует и уничтожает двигавшую-

ся в период современности по замкнутому кругу идею легитимности влас-

ти, в соответствии с которой власть создает из масс единый субъект, а он, в

свою очередь, легитимирует создавшую его власть. Эта софистическая тав-

тология более не действует.

Управление массами осуществляется при помощи инструментов пост-

современной капиталистической системы и в рамках социальных отноше-

ний реального подчинения. Это управление может осуществляться толь-

ко в соответствии с внутренними разграничительными линиями в сфере

производства, обмена и культуры —иными словами, в биополитическом

контексте бытия масс. В контексте детерриториализованной автономии

это биополитическое существование масс потенциально может трансфор-

мироваться в автономную массу производительности интеллекта, в аб-

солютную демократическую власть, как сказал бы Спиноза. Если бы это

j произошло, господство капитализма в области производства, обмена и

коммуникаций было бы уничтожено. Предотвращение подобного разви-

jj' •тия событий является первоочередной и важнейшей задачей имперско-

| [ | ' го правительства. Вместе с тем необходимо учитывать, что существова-

ние Империи зависит от сил, представляющих эту угрозу, автономных сил

' производственной кооперации. Эти силы необходимо контролировать, но

их нельзя уничтожать.

Гарантии, которые Империя предоставляет глобализированному ка-

питалу, не предполагает управление населением на микрополитическом

и/или микроадминистративном уровне. Аппарат командной системы не

имеет доступа к локальным пространствам и к установленному темпо-

ральному порядку жизни, которыми занимается административная систе-

ма; он не может управлять сингулярностями и их действиями. Имперская

командная система обеспечивает для мирового капиталистического раз-

.. вития общее равновесие глобальной системы, которое она постоянно стре-

мится развивать и оберегать.

'•'•Имперский контроль осуществляется при помощи трех глобальных и

абсолютных средств: ядерной бомбы, денег и эфира. Защитные возмож-

1 у ности термоядерного оружия, сосредоточенные на вершине пирамиды

1 ; Империи, представляют собой постоянную угрозу уничтожения самой

> •. жизни на Земле. Это есть средство абсолютного насилия, открывающее но-

I вую метафизическую перспективу, полностью меняющее наше представ-

ление о том, каким образом суверенное государство обладает монополи-

•' ей на легитимное использование физического насилия. Раньше, во времена

современности, эта монополия обретала легитимность или в силу необ-

ходимости изъятия оружия у жестокой и неорганизованной толпы, бес-

порядочной массы индивидов, пытавшихся уничтожить друг друга, или

как орудие защиты от врагов, то есть от других народов, организованных

в государства. Оба эти способа легитимации были ориентированы, в ко-

нечном счете, на выживание людей. В наши дни они становятся неэффек-

тивными. Экспроприация средств насилия у предположительно склонно-

го к самоуничтожению населения приобретает форму административных

и силовых действий, направленных лишь на сохранение сегментации раз-

личных производственных сфер. Второй способ легитимации также стано-

вится малоэффективным, поскольку ядерная война между государствами

становится все менее и менее вероятной. Развитие ядерных технологий и

их концентрация в руках Империи ограничили суверенитет большинства

стран мира таким образом, что они лишились возможности самостоятель-

но решать вопросы войны и мира, являвшейся главным элементом тради-

ционной концепции суверенитета. Более того, устрашающая сила ядерной

бомбы, находящейся в руках Империи, свела военное противоборство к

уровню ограниченного конфликта, гражданской войны и т. д. Она переда-

ла любой военный конфликт в исключительную компетенцию админист-

ративной и полицейской власти. Ни в одном другом измерении переход от

современности к постсовременности и от суверенитета государства эпохи

современности к Империи не представляется столь очевидным, как с точ-

ки зрения роли ядерного оружия. Империя, в конечном счете, определя-

ется здесь как ≪а-локальность≫ жизни или, иными словами, как носитель

абсолютной разрушительной силы. Империя, таким образом, является вы-

сшей формой биовласти в том смысле, что она представляет собой абсо-

лютную противоположность силы жизни.

Деньги являются вторым глобальном средством абсолютного контро-

ля. Создание мирового рынка заключалось, прежде всего, в уничтожении

национальных рынков посредством финансовых инструментов, в отказе

от национальных и/или региональных систем валютного регулирования

и подчинении этих рынков интересам финансовой власти. По мере того,

как национальные финансовые системы утрачивают последние черты са-

мостоятельности, сквозь них постепенно проступают контуры новой уни-

латеральной финансовой ретерриториализации, сосредоточенной вокруг

политических и финансовых центров Империи, глобальных мегаполисов.

Этот процесс не является созданием единого кредитно-денежного режима

на базе отдельных новых центров производства, новых сфер обращения

и создания стоимости, а напротив, в его основании лежат исключительно

политические потребности Империи. Деньги выполняют в Империи фун-

кцию универсального арбитра, но, как и в случае с имперской ядерной мо-

щью, этот арбитр не имеет ни определенного местоположения, ни транс-

цендентного статуса. В такой же степени, как угроза применения ядерно-

го оружия служит оправданием тому, что власть приобретает всеобщую

форму полицейской власти, деньги постоянно действуют в качестве вер-

ховного судьи в отношении производственных функций, а также вопро-

сов меры стоимости и распределения богатств, лежащих в основе мирово-

го рынка. Финансовые инструменты являются основным средством конт-

роля на мировом рынке13.

Эфир является третьим и последним из важнейших средств имперско-

го контроля. Управление коммуникацией, структурирование системы об-

разования и регулирование сферы культуры предстают сегодня, более

чем когда бы то ни было ранее, независимыми друг от друга областями

деятельности. Однако всех их поглощает эфир. Нынешние системы ком-

муникации не подчиняются суверенитету, напротив, суверенитет, как ка-

жется, подчинен им —суверенитет выражается посредством систем ком-

муникации. В этой области парадоксы, порождающие разложение террито-

риального и/или национального суверенитета, проявляются с наибольшей

четкостью. Возможности детерриториализации, которыми обладает ком-

муникация, уникальны: коммуникация не просто ограничивает и ослаб-

ляет суверенитет эпохи современности с его привязкой к определенной

территории; она подрывает саму возможность связи порядка и простран-

ства. Она навязывает постоянное и неограниченное обращение знаков.

Детерриториализация является основной действующей силой, а обраще-

ние знаков —формой проявления социальной коммуникации. В этом от-

ношении и в этом эфире языки становятся функциями обращения и слу-

жат для разрушения любых форм суверенитета. Образование и культура

также вынуждены подчиниться законам попавшего в замкнутый круг об-

щества спектакля. Здесь мы достигаем высшей точки процесса разруше-

ния связи между порядком и пространством. И здесь мы способны вос-

принимать эту связь только как существующую в ином пространстве, ко-

торое в принципе не может выражено функциями суверенитета.

Пространство коммуникации полностью детерриториализовано. Оно

совершенно отлично от тех остаточных пространств, что мы рассматри-

вали в связи с монополией на физическое насилие и определением денег

как верховного судьи в вопросах меры. В данном случае речь идет не об

остатке, а о метаморфозе —метаморфозе всех элементов политической

экономии и теории государства. Коммуникация является формой капи-

талистического производства, где капитал добивается полного подчине-

ния общества своему режиму в глобальном масштабе, уничтожая все аль-

тернативные пути развития. Даже если альтернатива когда-нибудь и будет

предложена, она должна будет родиться в рамках общества реального под-

чинения и обнаружить все его основные противоречия.

Три вышеописанные способа контроля вновь заставляют нас вспом-

нить о трех ярусах имперской пирамиды власти. Ядерная бомба соответс-

твует монархической власти, деньги —аристократической, а эфир —де-

мократической. Может сложиться впечатление, что каждым из этих меха-

низмов управляют США. Может показаться, что Америка подобна новому

Риму, или нескольким новым Римам: Вашингтон контролирует ядерное

оружие, Нью-Йорк —деньги, а Лос-Анджелес —эфир. Однако любая по-

добная концепция, связывающая пространство Империи с определенной

территорией, неизбежно наталкивается на гибкость, мобильность и де-

территориализацию —свойства, лежащие в основе имперского аппарата.

Возможно, монополия на применение насилия и управление денежными

потоками и могут отчасти быть представлены в территориальном измере-

нии, но применительно к коммуникации это невозможно. А ведь именно

коммуникация является центральным элементом, обеспечивающим про-

изводственные отношения, направляющим капиталистическое развитие, а

также изменяющим производительные силы. Подобная динамика порож-

дает в высшей степени незавершенную ситуацию: централизованный ло-

кус власти вступает в противоборство с властью субъектов производства,

властью всех тех, кто участвует в интерактивном производстве коммуни-

кации. Здесь, в этой постоянно меняющейся сфере имперского господства

над новыми формами производства, коммуникации чаще всего, подобно

капиллярным сосудам, распылены по всему социальному пространству.