КОМАНДНАЯ СИСТЕМА ИМПЕРИИ
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122
В то время, как политические режимы современности стремились соеди-
нить административную и командную системы, сделать их неразличимы-
ми, имперская командная система отделена от административной. И в им-
перской системе, и в системе периода современности внутренние проти-
воречия в сочетании с рисками и возможными отклонениями в работе
децентрализованной административной системы требуют гарантии вер-
ховного управления. Авторы, стоявшие у истоков теории правовых основ
государства эпохи современности, видели эти основы в том, что изначаль-
но верховная власть была создана в силу призыва к ее необходимости, но
теория имперской командной системы не нуждается в подобных мифах
для объяснения своего происхождения. Она появилась не благодаря при-
зыву масс, находящихся в состоянии борьбы всех против всех и нуждаю-
щихся в верховной власти, способной установить мир (как у Гоббса), и не
в ответ на обращение торгового сословия, стремящегося обеспечить безо-
пасность своих сделок (как у Локка и Юма). Появление имперской коман-
дной системы является результатом социального взрыва, который разру-
шил все прежние отношения, составлявшие сущность суверенитета.
Имперская власть осуществляется не средствами дисциплинарного воз-
действия, как в государстве времен современности, а при помощи инстру-
ментов биополитического контроля. Их основой и объектом приложения
являются производящие массы, которые невозможно унифицировать и
| нормализовать, но управлять которыми все равно необходимо, даже при-
знав за ними автономию. Понятие Народа более не выступает в качестве
организованного субъекта командной системы, и, следовательно, идентич-
ность Народа заменяется мобильностью, гибкостью, постоянной диффе-
ренциацией масс. Этот сдвиг демистифицирует и уничтожает двигавшую-
ся в период современности по замкнутому кругу идею легитимности влас-
ти, в соответствии с которой власть создает из масс единый субъект, а он, в
свою очередь, легитимирует создавшую его власть. Эта софистическая тав-
тология более не действует.
Управление массами осуществляется при помощи инструментов пост-
современной капиталистической системы и в рамках социальных отноше-
ний реального подчинения. Это управление может осуществляться толь-
ко в соответствии с внутренними разграничительными линиями в сфере
производства, обмена и культуры —иными словами, в биополитическом
контексте бытия масс. В контексте детерриториализованной автономии
это биополитическое существование масс потенциально может трансфор-
мироваться в автономную массу производительности интеллекта, в аб-
солютную демократическую власть, как сказал бы Спиноза. Если бы это
j произошло, господство капитализма в области производства, обмена и
коммуникаций было бы уничтожено. Предотвращение подобного разви-
jj' •тия событий является первоочередной и важнейшей задачей имперско-
| [ | ' го правительства. Вместе с тем необходимо учитывать, что существова-
ние Империи зависит от сил, представляющих эту угрозу, автономных сил
' производственной кооперации. Эти силы необходимо контролировать, но
их нельзя уничтожать.
Гарантии, которые Империя предоставляет глобализированному ка-
питалу, не предполагает управление населением на микрополитическом
и/или микроадминистративном уровне. Аппарат командной системы не
имеет доступа к локальным пространствам и к установленному темпо-
ральному порядку жизни, которыми занимается административная систе-
ма; он не может управлять сингулярностями и их действиями. Имперская
командная система обеспечивает для мирового капиталистического раз-
.. вития общее равновесие глобальной системы, которое она постоянно стре-
мится развивать и оберегать.
'•'•Имперский контроль осуществляется при помощи трех глобальных и
абсолютных средств: ядерной бомбы, денег и эфира. Защитные возмож-
1 у ности термоядерного оружия, сосредоточенные на вершине пирамиды
1 ; Империи, представляют собой постоянную угрозу уничтожения самой
> •. жизни на Земле. Это есть средство абсолютного насилия, открывающее но-
I вую метафизическую перспективу, полностью меняющее наше представ-
ление о том, каким образом суверенное государство обладает монополи-
•' ей на легитимное использование физического насилия. Раньше, во времена
современности, эта монополия обретала легитимность или в силу необ-
ходимости изъятия оружия у жестокой и неорганизованной толпы, бес-
порядочной массы индивидов, пытавшихся уничтожить друг друга, или
как орудие защиты от врагов, то есть от других народов, организованных
в государства. Оба эти способа легитимации были ориентированы, в ко-
нечном счете, на выживание людей. В наши дни они становятся неэффек-
тивными. Экспроприация средств насилия у предположительно склонно-
го к самоуничтожению населения приобретает форму административных
и силовых действий, направленных лишь на сохранение сегментации раз-
личных производственных сфер. Второй способ легитимации также стано-
вится малоэффективным, поскольку ядерная война между государствами
становится все менее и менее вероятной. Развитие ядерных технологий и
их концентрация в руках Империи ограничили суверенитет большинства
стран мира таким образом, что они лишились возможности самостоятель-
но решать вопросы войны и мира, являвшейся главным элементом тради-
ционной концепции суверенитета. Более того, устрашающая сила ядерной
бомбы, находящейся в руках Империи, свела военное противоборство к
уровню ограниченного конфликта, гражданской войны и т. д. Она переда-
ла любой военный конфликт в исключительную компетенцию админист-
ративной и полицейской власти. Ни в одном другом измерении переход от
современности к постсовременности и от суверенитета государства эпохи
современности к Империи не представляется столь очевидным, как с точ-
ки зрения роли ядерного оружия. Империя, в конечном счете, определя-
ется здесь как ≪а-локальность≫ жизни или, иными словами, как носитель
абсолютной разрушительной силы. Империя, таким образом, является вы-
сшей формой биовласти в том смысле, что она представляет собой абсо-
лютную противоположность силы жизни.
Деньги являются вторым глобальном средством абсолютного контро-
ля. Создание мирового рынка заключалось, прежде всего, в уничтожении
национальных рынков посредством финансовых инструментов, в отказе
от национальных и/или региональных систем валютного регулирования
и подчинении этих рынков интересам финансовой власти. По мере того,
как национальные финансовые системы утрачивают последние черты са-
мостоятельности, сквозь них постепенно проступают контуры новой уни-
латеральной финансовой ретерриториализации, сосредоточенной вокруг
политических и финансовых центров Империи, глобальных мегаполисов.
Этот процесс не является созданием единого кредитно-денежного режима
на базе отдельных новых центров производства, новых сфер обращения
и создания стоимости, а напротив, в его основании лежат исключительно
политические потребности Империи. Деньги выполняют в Империи фун-
кцию универсального арбитра, но, как и в случае с имперской ядерной мо-
щью, этот арбитр не имеет ни определенного местоположения, ни транс-
цендентного статуса. В такой же степени, как угроза применения ядерно-
го оружия служит оправданием тому, что власть приобретает всеобщую
форму полицейской власти, деньги постоянно действуют в качестве вер-
ховного судьи в отношении производственных функций, а также вопро-
сов меры стоимости и распределения богатств, лежащих в основе мирово-
го рынка. Финансовые инструменты являются основным средством конт-
роля на мировом рынке13.
Эфир является третьим и последним из важнейших средств имперско-
го контроля. Управление коммуникацией, структурирование системы об-
разования и регулирование сферы культуры предстают сегодня, более
чем когда бы то ни было ранее, независимыми друг от друга областями
деятельности. Однако всех их поглощает эфир. Нынешние системы ком-
муникации не подчиняются суверенитету, напротив, суверенитет, как ка-
жется, подчинен им —суверенитет выражается посредством систем ком-
муникации. В этой области парадоксы, порождающие разложение террито-
риального и/или национального суверенитета, проявляются с наибольшей
четкостью. Возможности детерриториализации, которыми обладает ком-
муникация, уникальны: коммуникация не просто ограничивает и ослаб-
ляет суверенитет эпохи современности с его привязкой к определенной
территории; она подрывает саму возможность связи порядка и простран-
ства. Она навязывает постоянное и неограниченное обращение знаков.
Детерриториализация является основной действующей силой, а обраще-
ние знаков —формой проявления социальной коммуникации. В этом от-
ношении и в этом эфире языки становятся функциями обращения и слу-
жат для разрушения любых форм суверенитета. Образование и культура
также вынуждены подчиниться законам попавшего в замкнутый круг об-
щества спектакля. Здесь мы достигаем высшей точки процесса разруше-
ния связи между порядком и пространством. И здесь мы способны вос-
принимать эту связь только как существующую в ином пространстве, ко-
торое в принципе не может выражено функциями суверенитета.
Пространство коммуникации полностью детерриториализовано. Оно
совершенно отлично от тех остаточных пространств, что мы рассматри-
вали в связи с монополией на физическое насилие и определением денег
как верховного судьи в вопросах меры. В данном случае речь идет не об
остатке, а о метаморфозе —метаморфозе всех элементов политической
экономии и теории государства. Коммуникация является формой капи-
талистического производства, где капитал добивается полного подчине-
ния общества своему режиму в глобальном масштабе, уничтожая все аль-
тернативные пути развития. Даже если альтернатива когда-нибудь и будет
предложена, она должна будет родиться в рамках общества реального под-
чинения и обнаружить все его основные противоречия.
Три вышеописанные способа контроля вновь заставляют нас вспом-
нить о трех ярусах имперской пирамиды власти. Ядерная бомба соответс-
твует монархической власти, деньги —аристократической, а эфир —де-
мократической. Может сложиться впечатление, что каждым из этих меха-
низмов управляют США. Может показаться, что Америка подобна новому
Риму, или нескольким новым Римам: Вашингтон контролирует ядерное
оружие, Нью-Йорк —деньги, а Лос-Анджелес —эфир. Однако любая по-
добная концепция, связывающая пространство Империи с определенной
территорией, неизбежно наталкивается на гибкость, мобильность и де-
территориализацию —свойства, лежащие в основе имперского аппарата.
Возможно, монополия на применение насилия и управление денежными
потоками и могут отчасти быть представлены в территориальном измере-
нии, но применительно к коммуникации это невозможно. А ведь именно
коммуникация является центральным элементом, обеспечивающим про-
изводственные отношения, направляющим капиталистическое развитие, а
также изменяющим производительные силы. Подобная динамика порож-
дает в высшей степени незавершенную ситуацию: централизованный ло-
кус власти вступает в противоборство с властью субъектов производства,
властью всех тех, кто участвует в интерактивном производстве коммуни-
кации. Здесь, в этой постоянно меняющейся сфере имперского господства
над новыми формами производства, коммуникации чаще всего, подобно
капиллярным сосудам, распылены по всему социальному пространству.