БЫТИЕ-ПРОТИВ: НОМАДИЗМ, БЕГСТВО, ИСХОД
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122
Это признание возвращает нас к исходному вопросу: что значит быть рес-
публиканцем сегодня? Мы уже увидели, что данный современностью кри-
тический ответ —диалектика внутреннего и внешнего —более невозмо-
жен. Необходимо создать работающее понятие постсовременного респуб-
ликанства аи milieu на основе живого опыта глобальных масс. Один из
элементов, на который мы можем указать на базовом, изначальном уров-
не, —это воля быть против. В общем, воля быть против, как кажется, не
требует особых объяснений. Неповиновение власти —одно из самых ес-
тественных и здравых действий. Нам кажется совершенно очевидным, что
те, кого эксплуатируют, будут этому сопротивляться и —при необходи-
мости —бунтовать. Однако сегодня это, возможно, не так уж и очевид-
но. Политические мыслители издавна говорят, что проблема состоит не в
том, что люди бунтуют, а в том, почему они не делают этого. Вернее, по сло-
вам Делеза и Гваттари, ≪важнейшая проблема политической философии
все еще остается той же, какой ее ясно увидел Спиноза (и вновь открыл
Вильгельм Райх): ≪Почему люди так упорно сражаются за свое рабство, как
если бы в нем заключалось их спасение?≫5 Основной вопрос сегодняшней
политической философии состоит не в том, начнется ли, и если да, то что
к этому подтолкнет, сопротивление или бунт, но скорее в том, как опреде-
лить врага, против которого нужно бунтовать. Зачастую именно неспособ-
ность распознать врага ведет волю к сопротивлению по замкнутому кру-
гу. Однако выявление врага —это нелегкая задача, учитывая, что эксплуа-
тация больше не поддается локализации, и мы находимся в тенетах столь
сложной и глубоко уходящей своими корнями системы власти, что не мо-
жем уже определить ни степени различия, ни меры. Мы страдаем от экс-
плуатации, отчуждения и принуждения как от врагов, но не знаем, где на-
ходится производство подавления. И тем не менее мы все еще сопротивля-
емся и боремся.
Эти логические парадоксы не следует преувеличивать. Хотя на новой
имперской территории эксплуатация и господство не имеют четкой про-
странственной локализации, они тем не менее существуют. Глобальный
характер устанавливаемого ими принуждения представляет собой пере-
вернутый образ —нечто вроде фото-негатива —всеобщего характера
производительной деятельности масс. Тем не менее это перевернутое от-
ношение между имперской властью и властью масс не означает их сходс-
тва, не является свидетельством гомологии. Фактически имперская власть
больше не в состоянии дисциплинировать силы масс; она лишь может ус-
тановить контроль над их общими социальными возможностями и воз-
можностями производить. С экономической точки зрения режим заработ-
ной платы как функция регулирования замещается гибкой и глобальной
кредитно-денежной системой; управление посредством установленных
норм заменяют процедуры контроля и полицейские меры; а господство
осуществляется посредством коммуникативных сетей. Вот как эксплуа-
тация и господство конституируют а-локальную общность на имперской
территории. Хотя эксплуатация и господство пока еще ощущаются непос-
редственно, плотью масс, они становятся столь аморфными, что не оста-
ется места, где можно было бы от них укрыться. И поскольку нет боль-
ше пространства, которое могло бы быть признано внешним, мы должны
быть против повсюду. Это бытие-против становится сутью любой актив-
ной политической позиции в мире, любого желания, имеющего силу, — может быть, даже самой демократии. Первые партизаны-антифашисты в
Европе, вооруженные дезертиры, выступившие против предавших свой
народ правительств, были метко названы ≪участниками со-против-ления≫
(≪against-men≫)6. Теперь всеобщее ≪бытие-против≫ масс должно увидеть в
имперской суверенной власти своего врага и найти адекватные средства
для свержения ее господства.
Здесь мы снова видим изначальный республиканский принцип: бегство,
исход и номадизм. Если в дисциплинарную эру важнейшим понятием со-
противления был саботаж, в эру имперского контроля им может стать
бегство. Если ≪бытие-против≫ в период современности зачастую означа-
ло прямую и/или диалектическую противоположность сил, то в постсов-
ременности ≪бытие-против≫ будет наиболее действенным в несимметрич-
ной или диагональной позиции. Битву с Империей можно выиграть, ос-
тавив поле сражения. Это не бегство куда-либо, это лишение власти ее
пространства.
На протяжении истории современности мобильность и миграция рабо-
чей силы подорвали дисциплинарные ограничения, стеснявшие рабочих.
Против этой мобильности власть применила крайнее насилие. В этом от-
ношении рабство может рассматриваться в одном ряду с системой наем-
ного труда как наиболее жесткий репрессивный аппарат, препятствующий
мобильности рабочей силы. История черного рабства в обеих Америках
демонстрирует как жизненную необходимость контроля над мобильнос-
тью труда, так и неукротимое желание бегства со стороны рабов: от закры-
тых кораблей ≪среднего перехода≫ до хорошо продуманных репрессивных
техник, применявшихся в отношении беглых рабов. Мобильность и мас-
совый номадизм рабочих всегда выражают неприятие и поиск освобож-
дения: сопротивление чудовищным условиям эксплуатации и поиск сво-
боды и новых условий жизни. На самом деле, было бы интересно написать
общую историю способов производства с точки зрения стремления трудя-
щихся к перемещению (из деревни в город, из города в мегаполис, из стра-
ны в страну, с континента на континент), а не просто прослеживать это
развитие с точки зрения регулирования капиталом технологических ус-
ловий труда. Эта история могла бы существенно изменить марксистскую
концепцию развития организационных форм рабочего движения, которая
служила теоретической основой для многих авторов вплоть до Поланьи7.
Сегодня перемещения рабочей силы и миграционные движения чрез-
вычайно рассеяны и трудноуловимы. Даже наиболее значительные движе-
ния населения в эпоху современности (включая черную и белую миграцию
через Атлантику) представляют собой ничтожные события по сравнению
с нынешними колоссальными перемещениями. Призрак бродит по миру,
и это —призрак миграции. Все силы старого мира объединяются в беспо-
щадной борьбе с ним, но это движение непреодолимо. Наряду с бегством
из так называемого третьего мира есть также потоки политических бежен-
цев и перемещения работников интеллектуального труда, дополняющие
массовые передвижения сельскохозяйственного и промышленного проле-
тариата, а также пролетариата, занятого в сфере услуг. Легальные и офици-
ально зафиксированные перемещения ничтожны по масштабам в сравне-
нии с нелегальной миграцией: границы национальных суверенных госу-
дарств —это решето, и любая попытка всеобъемлющего регулирования
наталкивается на жестокое сопротивление. Экономисты пытаются объяс-
нить это явление, представляя свои уравнения и модели, которые, даже ес-
ли бы и были исчерпывающими, не объяснили бы непреодолимого жела-
ния к свободному перемещению. На самом деле, то, что толкает в спину,
в негативном смысле, является бегством от жалких культурных и матери-
альных условий имперского воспроизводства; но позитивно, то, что тянет
вперед, —это богатство желания и накопленные возможности производ-
ства и выражения, созданные в сознании каждого индивида и каждой со-
циальной группы процессами глобализации, —и потому некоторая на-
дежда. Исход и бегство—эффективные формы классовой борьбы внутри
и против имперской постсовременности. Эта мобильность, однако, все еще
остается сегодня на уровне стихийной борьбы и, как мы заметили раньше,
часто приводит к новой бедности и нищете.
Новая кочевая орда, новая раса варваров возникнет, чтобы завоевать
или разрушить Империю. Ницше в XIX веке странным образом предви-
дел их судьбу: ≪Вот задача: где же варвары двадцатого века? Очевидно, они
появятся и сплотятся лишь после чудовищных социалистических кризи-
I сов≫8. Мы не можем точно сказать, что же Ницше прозревал в своем ге-
ниальном безумии, но, действительно, какое из последних событий мо-
жет быть более ярким примером силы бегства и исхода, власти кочевой
орды, нежели падение Берлинской стены и коллапс всего советского бло-
ка? Неконтролируемое перемещение и массовая миграция —бегство от
≪социалистической дисциплины≫ —в существенной мере способствова-
ли падению системы. Фактически бегство производственных кадров де-
зорганизовало и нанесло удар в самое сердце дисциплинарной системы
бюрократического советского мира. Массовый исход высококвалифи-
цированных рабочих из Восточной Европы сыграл главную роль в паде-
нии Стены9. Хотя этот пример связан с особенностями социалистической
государственной системы, он показывает, что мобильность рабочей силы
может и в самом деле выражать открытый политический конфликт и спо-
собствовать разрушению режима. Однако нам нужно больше. Нам необхо-
дима сила, способная не только ввести в организационное русло разруши-
тельный потенциал масс, но еще и создающая альтернативу при помощи
их желаний. Контр-Империя тоже должна стать новым глобальным виде-
нием, новым способом жизни в мире.
Многочисленные республиканские политические проекты периода сов-
ременности считали мобильность приоритетной сферой борьбы и орга-
низации: от так называемых социниан эпохи Возрождения (тосканских и
ломбардских ремесленников и поборников реформы церкви, которые, бу-
дучи изгнанными из своей страны, подстрекали к мятежу против католи-
ческих наций Европы от Италии до Польши) до сектантов XVII века, ко-
торые в ответ на резню в Европе отправились в путь через Атлантику; от
агитаторов ИРМ в Соединенных Штатах в 1910-х гг. до европейских авто-
номистов в 1970-х. В этих примерах из истории современности мобиль-
ность становится активной политикой и основой политической позиции.
Эта мобильность рабочей силы и политический исход переплетены тыся-
чами нитей: старые традиции и новые потребности перемешались так же,
как сплетались вместе республиканство и классовая борьба современнос-
ти. Перед постсовременным республиканством, если ему суждено возник-
нуть, будет стоять та же задача.